Споры вокруг проблемы бессмертия души и тела начались еще во времена Аристотеля, написавшего трактат «О продолжительности и краткости нашей жизни». Острота споров оставалась неизменной, менялись аргументы. В средневековье строптивых убеждали поджариванием на кострах. К XIX веку нравы смягчились. Основатель геронтологии нобелевский лауреат Илья Мечников поехал к своему оппоненту писателю Льву Толстому с кефиром (молочнокислые продукты, утверждал Мечников, продлевают жизнь). Совместная оздоровительная акция не сблизила позиции двух гигантов мысли, но пробудила в обществе жадный интерес к геронтологии. От геронтологов стали ждать волшебного рецепта, как избавиться от старости, как обрести бессмертие. Геронтологи даже политикам начали казаться значительнее, чем политики.«Жить — значит умирать» — сказал Фридрих Энгельс.
«Смерть — служанка жизни» — абсолютно по-дарвиновски поправил его французский геронтолог Морис Моруа.
К сожалению, со временем обнаружилась одна печальная черта, свойственная всем геронтологам, независимо от характера научных взглядов: изобретатели рецептов вечной жизни сами смертны. Когда в 1946 году скончался крупный советский геронтолог академик Александр Богомолец, которого лично опекал Сталин, вождь народов с ненавистью произнес: «Обманул, сволочь!»
Сегодня существует по крайней мере сто различных гипотез старения. Ни одна из них не является общепризнанной. Но воздух научных лабораторий насыщен предчувствием: вот-вот произойдет нечто эпохальное. Появится геронтологическая теория относительности.
Тем временем человечество напоролось на то, за что так упоенно боролось. С 1960 по 1990 год средняя продолжительность жизни человека увеличилась, по данным Всемирной организации здравоохранения, на 13,5 лет. По прогнозам, обитатели планеты, родившиеся в 1990 году, проживут в среднем в Японии — 78,3 года, несколько меньше — в Исландии, Швеции и Швейцарии, в Голландии и США, в России — 66 лет.
Человечество постарело и теперь не знает, что с этим делать. Для ухода за стариками требуется все больше молодых рук и все больше средств. Золотая мечта человечества может обернуться кошмаром.
Жить можно втрое дольше
Кто там машет ножницами, укорачивая годы?Аппетит приходит во время еды. Продолжительность жизни выросла, а людям хочется жить еще дольше, бесконечно долго. Сейчас надежды возлагаются на генетиков. Тем более что какие-то отдельные черты механизма старения они уже установили.
Еще в 60-х годах американец Леонард Хейфлик обнаружил, что клетки нашего тела могут делиться 50 — 70 раз, и только. А затем умирают. Почему не сто, двести? Кто управляет процессом? Этот вопрос был «висяком», как нераскрытое дело в криминалистике, почти 30 лет. В начале 90-х выяснилось, что у сперматозоидов и яйцеклеток на концах хромосом имеются специальные «молекулярные часы» — фермент теломераза. Они включаются сразу после оплодотворения. «Счетчик» начинает тикать, неумолимо приближая смерть. Вскоре генетики объяснили, почему циферблат разлинеен на 50 — 70 долек. При каждом делении клетки теломераза укорачивает нить ДНК на определенную длину. Через 50 — 70 укорачиваний от нити ничего не остается.
Иногда из-за мутаций в гене теломеразы ножницы начинают кромсать нить ДНК с удесятеренной частотой. И тогда человек или животное прямо на глазах катастрофически стареет. Такое состояние получило название синдрома Вернера.
При мутациях аномальный ген чаще встречается при близкородственном скрещивании. Японские специалисты обследовали 21 семью с синдромом Вернера и обнаружили, что 15 семей объединены родственными узами в один клан: супругами в них являются кузены и кузины. Из 60 обследованных 31 человек оказался поражен жестокой болезнью. Возникли трагикомические ситуации: у молодых мужчин жены к 20 годам превращались в старух и умирали от дряхлости, внуки и внучки выглядели старше своих бабушек и дедушек.
За любую болезнь обычно ответственна группа генов. Ясно, что, найдя главный ген, поломка которого вызывает синдром Вернера, и научившись его «чинить», генетики могли бы замедлять взмахи ножниц не только до нормы, но и сверх того, до нужного предела. Поиски были неистовыми. В 1992 году почудилось, что искомый ген попался. Нет, попался второстепенный — он отвечал за синдром лишь на 10 — 15%.
Но вот в прошлом году ведущие журналы мира опубликовали сенсационное сообщение, поставившее на уши крупнейшие фармацевтические фирмы. Генетики Гарвардского университета нашли ген старения. Именно он процентов на 70 «виноват» в синдроме Вернера. По понятным причинам ученые пока не раскрывают ноу-хау — если созданное на основе открытия лекарство или способ замены гена оправдает надежды, это будет едва ли не самый ходовой товар века.
Из скупых комментариев можно представить, что ген так или иначе регулирует именно скорость клеточных делений. Ученые утверждают, что «использование всего потенциала гена может продлить жизнь человека до 300 лет» (!).
К сенсациям подобного рода нельзя относиться без настороженности. Но авторитет Гарварда высок. Даже если найден всего—навсего один из наиболее важных генов — это уже удача. Наука будет лучше понимать, с одной стороны, непростой механизм обветшания организма, с другой — срывы, приводящие к неограниченному делению, каким обладают раковые клетки.
И кто знает, может быть, хотя бы на полстолетие старость удастся отодвинуть уже через два—три года.
Таблетки молодости
У американцев, помешанных на своем здоровье, новый бзик — таблетки мелатонина. Они глотают их пригоршнями и прислушиваются к себе, стараясь уловить, как молодеет организм. Голоса нескольких ученых, предостерегающих, что чрезмерное употребление мелатонина опасно, как и всякая чрезмерность, практически не слышны в шуме небывалой рекламной кампании, тем более что случаи положительного действия налицо.Мелатонин — вещество, которое связывает свободные радикалы кислорода, считающиеся одной из основных причин старения, а также возникновения рака, сердечно-сосудистых заболеваний, возрастных изменений мозга, катаракты. Как ни странно, организм сам вырабатывает для себя этот яд. Радикалы бомбят здоровые клетки, наносят им повреждения, и чем их больше, тем скорее приходят болезни и старость. Подсчитано, что за 70 лет жизни наш организм производит из вдыхаемого с воздухом кислорода почти тонну радикалов, но подавляющую его часть сам же и нейтрализует. Расположенная в голове шишковидная железа (эпифиз) продуцирует и бросает в атаку на радикалы мелатонин. Кровь разносит боевое оружие по всему организму, и из каждого миллиона вредителей оно оставляет «в живых» не более четырех. При старении активность эпифиза падает, мелатонина производится все меньше, и возникает возрастная патология. Тут и приходят на помощь спасительные таблетки. По данным американских исследователей, мелатонин в 5 — 14 раз активнее связывает свободные радикалы, чем другое вещество такого же свойства — глютатион—пероксидаза. Более того, недавно было показано, что мелатонин препятствует образованию в организме агрессивных метаболитов—канцерогенов и защищает хромосомы лимфоцитов крови от повреждающего действия ионизирующей радиации.
Между тем в России 25 лет назад Вячеслав Морозов и Владимир Хавинсон создали лекарство, ни в чем не уступающее, а скорее превосходящее зарубежное чудо. Это эпиталамин-пептидный препарат эпифиза, глубоко изученный в лаборатории профессора Владимира Анисимова в Научно—исследовательском институте онкологии им. Н.Н. Петрова в Санкт-Петербурге. У крыс эпиталамин значительно продлевает репродуктивный период, а среднюю продолжительность жизни увеличивает аж на четверть. А если вводить его не с наступлением старости, а в период расцвета организма, — то на треть! Уже 15 лет эпиталамин используется в клинической практике. Говоря языком протокола, у больных нормализуются биохимические, гормональные и другие иммунологические показатели. Неплохие результаты он дал и при комплексном лечении некоторых онкологических заболеваний.
Однако российские ученые не спешат поразить мир сенсацией. Теперь эпиталамин всесторонне исследуют сотрудники санкт-петербургских Института биорегуляции и геронтологии и Муниципального гериатрического центра. Они дают его большой группе лиц среднего возраста как профилактическое средство от старости. Ученые и врачи уверены: еще несколько лет, и мы получим мощное средство, сохраняющее молодость. Оно очень пригодится России, где многие старики вынуждены зарабатывать себе на хлеб, даже находясь на пенсии.
Дискуссий по проблемам геронтологии не было только в далекой древности
Дикие племена стариков безоговорочно убивали. Слишком непосильным бременем они были. Потом старикам понемногу стали находить применение: сначала их оставляли для поддержания огня, после — для хранения съестных запасов и разработки технологии консервации пищи. По подсчетам Дж. Эйджела, средняя продолжительность жизни в раннюю эпоху железа и эпоху бронзы на территории Греции не превышала 28-29 лет. В заповедных уголках Европы первобытный рационализм, по свидетельству очевидца — писателя Прокопия Кесарийского, уцелел аж до времен Византии. Но в целом уже эпоха варварства, которую мы привыкли представлять в черном цвете, на самом деле была зарей гуманизма: убивать стариков прекратили. А в Древней Греции разгул геронтофильства достиг невиданных высот. Стать членом ареопага — руководящего органа страны — мог только гражданин, достигший 60 лет. И, черт возьми, у греческих старичков получалось неплохо — Древняя Греция положила начало мировой культуре. Второй и, возможно, последний раз геронтократия имела место в более близкие к нам времена, когда политбюро ЦК КПСС под торжественные звуки партийного гимна довела до абсурда и похоронила идею коммунизма. Опыт политбюро, подвергаемого на родине остракизму, для человечества оказался настоящей путеводной звездой. Он демонстрировал, что при нормальной кормежке и нормальном медицинском уходе любой может дожить до самой глубокой старости и при этом заниматься посильным умственным трудом. Повысив свой жизненный уровень, человечество добилось желанной цели — постарело. Уже в 1988 году 500 миллионов человек было много старше 60 лет. Впервые на планете Земля появилось такое огромное количество стариков. Психологи бросились изучать небывалый феномен.Оказалось, что граница старости как биологического явления сильно отодвинулась и продолжает дрейфовать. Вместо определенного ей Организацией Объединенных Наций возраста в 65 лет она находится сейчас в районе 75 лет. «Новые старики», как стала именовать наука неожиданно появившуюся возрастную категорию, теряют физические силы, но не способность развиваться как личность. Интеллект, мозг еще вполне работают, эмоции же, в том числе любовные чувства, утрачивая полноводность, приобретают изощренную гибкость и многозначность. Упрощенно говоря, очевидное физическое пигмейство в этом возрасте соседствует с далеко не очевидной мавританской страстностью. Психологическое одряхление в массе происходит теперь после 75 лет. Ошарашенные ученые были вынуждены назвать период жизни с 60 до 75 лет поздней взрослостью. Зрелые годы, на их взгляд, это полноценная, стопроцентная взрослость, а молодость и старость — взрослости с недостатками: первая еще не добралась до нормы, а вторая уже кое в чем от нее отступила.
Смерть моложе жизни
Инфузория туфелька живет вечно. Чем мы хуже?Впервые нормальное бессмертие (то есть бессмертие здоровых, а не раковых клеток) было открыто в начале нашего века. Изучая простейших, ученые заметили, что в искусственной питательной среде они делятся и прекрасно развиваются, не оставляя трупов. Нет трупов — нет и смерти, а отсутствие смерти разве не есть бессмертие?
Ошеломляющий вывод решили надежно проверить. Ведь если какие-то там простейшие могут существовать вечно, разве не способен на это — тоже при определенных обстоятельствах — венец эволюции? На роль потрясателя научных основ была определена инфузория туфелька. И она оправдала надежды. Эта обитательница застойных, дурно пахнущих водоемов вдохнула новую жизнь в золотую мечту человечества. Американская исследовательница Б. Вудреф более 20 лет культивировала потомство одной-единственной туфельки: образующаяся посередине тельца перетяжка делила туфельку на две части, Вудреф рассаживала новорожденных по отдельным стеклянным чашечкам, потомство вырастало, тоже делилось, разъезжалось по новым квартирам, и так 20 лет. За это время через неутомимые руки Вудреф прошло 15 тысяч поколений туфельки. Мертвых не было ни разу. Лишь иногда инфузория почему-то хандрила и едва шевелилась, но преодолевала кризис: внутри самой себя, в ядре, инфузория совершала какую-то хирургическую операцию, наружу выбрасывался устаревший генетический материал, и обновленная туфелька продолжала идти своим путем. Значит, сделала вывод наука, старость — штука необязательная, она не входит в число основных свойств живой материи. Правда, позднее русский исследователь Сергей Метальников выяснил, что у других видов простейших имеются и старость, и трупы, и, стало быть, смерть.
Вскоре было доказано, что в этом волнующем вопросе нельзя ставить знак равенства между простейшим, даже самым сложным, и человеком, даже самым примитивным. Одноклеточные и многоклеточные организмы похожи не более, чем хижина дяди Тома и гостиница «Рэдиссон-Славянская». Но открытие микробиологов заставило по—новому посмотреть на взаимоотношения жизни и смерти.
Вполне возможно, что когда-то, при зарождении жизни на Земле, смерти не было (простейшие — одни из древнейших жителей нашей планеты). У первых одноклеточных была только бесконечная, бессмертная жизнь. Потом появилась «частичная смерть» — избавление организмами от какой-то своей части. Умирать с превращением в труп, считают сторонники этой теории, прежде других научились более сложные виды — колониальные организмы. Потом эстафета смерти перешла к многоклеточным.
Немецкий ученый-дарвинист Август Вейсман полагал, что организмы, овладевшие смертью, получили огромное преимущество перед конкурентами. Оно заключалось в возможности не беречь свои силы для существования в новом поколении, а выкладываться за короткое время на полную катушку. Причем природа придумала для смерти многоклеточных остроумный механизм. Внутри себя тело, состоящее из соматических клеток («сома» в переводе с греческого и есть тело), формирует и готовит к дальней дороге половые клетки. Отработав свое, соматические клетки погибают. Добровольный уход со сцены старых организмов освобождает для потомства ресурсы и жизненное пространство.
Эволюция всячески лелеяла свою находку. И смерть благодарно откликнулась на ласку самосовершенствованием. Из жалкой отщепенки, какой она была поначалу (по сути, отброс), она превратилась в полноправную партнершу жизни, без которой та не может ступить ни шагу. Более того, из-за внешних пределов организма смерть всеми правдами и неправдами проникла вовнутрь, включилась во все процессы и сумела стать прочным основанием жизни. Организм человека — настоящая фабрика смерти. Достаточно сказать, что каждую секунду в нем умирают 4 миллиарда эритроцитов, миллионы клеток кожи, хрусталика глаза, костей и т. д. Так что каждым мгновением своей жизни мы обязаны смерти. Они так сплетены, что конец жизни означает и конец смерти. Возникает нечто третье — небытие. Из него мы приходим и в него уходим.
Владимир Засельский,
Игорь Лалаянц